Так начинают

Евгений Борисович Пастернак, вспоминая один из разговоров с отцом, рассказывает: «В связи с чтением в 10-м классе статьи Маяковского «Как делать стихи» я спрашивал у отца, как у него возникает стихотворение, с чего начинается — с гудения, как у Маяковского?
- Это ерунда. Все начинается с композиции, — сказал он. — Пока нет композиционного замысла, стихотворения не существует. Сколько бы ни подбирал строки или вслушивался в ритм, ничего еще нет. Только после возникновения композиции все и начинается».
Странно, не правда ли? Неужели Пастернак заранее предвидел, как будет расти стихотворение и чем кончится? Неужели даже стихи из «Сестры моей — жизни», такие, как «До всего этого была зима» или «Ты в ветре, веткой пробующем...», композиционно выстроены, написаны по плану? И как быть с его же утверждением «И чем случайней, тем вернее слагаются стихи навзрыд»?
Может быть, он сказал так сыну, потому что в это время (1940 год) переводил Шекспира?
Можно, конечно, согласиться, что уже в самом начале, на периферии сознания, возникает смутный образ всего стихотворения (об этом где-то есть и у Блока), т.е. примерная его величина, количество строф и т.д. И все-таки это именно очень смутное представление и уж никак не композиция.
Маяковский с его «гулом» куда правдоподобней. Сначала ему являлась тема: смерть Есенина, затем он искал нужную интонацию, буквально выхаживал ее на улицах и дома. Но как развернется стихотворение, к чему придет — вряд ли знал заранее.
Поэтическое мышление Маяковского, как правило дедуктивное, и в этом смысле он похож на поэтов ХУ111 века: те писали стихи на тему, — ода на восшествие на престол императрицы, он писал тоже «на тему»: «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру», «Стихи о советском паспорте», «Трус» и т.д. Недаром все его стихи имеют название, трех звездочек над стихами у него не бывает! Может быть, поэтому для него стихи начинались с «гула»: выбор темы — дело сугубо практическое, сознательное, рациональное.
(Мне-то кажется, что стихи начинаются с проблеска во тьме, с некоего озарения, с того, что можно назвать поэтической мыслью. Не вообще мысль, а поэтическая мысль, одетая в счастливую метафорическую рубашку. Собственно, на это и уходят душевные силы. Поэтическая мысль уже сама находит нужную интонацию).
Впрочем, Фет, наверное, сказал бы, что еще важней душевный подъем, жизненная энергия, воодушевление, радость бытия. В одной из статей о нем я назвал это достиховым пространством, которое можно назвать и затактовым.
Кто же прав? Все правы. И Пастернак тоже. Сколько поэтов, столько и подступов к стихотворению. Скажу больше: сколько стихотворений, столько и подходов.
Спрашивают: как вы пишете стихи? И начинается «вранье». Одну из книг я назвал «Дневные сны». Разумеется, это название не имеет никакого отношения к дневному сну: днем я не сплю. «Не спите днем, пластается в
длину...» — кто же не помнит это пастернаковское предупреждение? «Дневные сны» — это стихи. Попробуйте человека спросить, что ему снилось? Человек начинает рассказывать, но поскольку сон алогичен, безумен, фрагментарен, прерывист, тут же возводятся логические мостики над пропастью, сюжет исправляется и выпрямляется в угоду логике.
Не так ли и поэт не может рассказать, как он пишет стихи? Начнет рассказывать — и «соврет». Всякий раз — по-разному. Сны повторяются редко; и плохо запоминаются.