Название для книги

Русские поэты ХХ века проявили необычайную изобретательность в подборе названий для своих книг. «Снежная маска», «Urbi et Orbi», «Сети», «Камень», «Белая стая»… И даже такие неожиданные и странные, даже несколько неловкие, как «Форель разби-вает лед» (ведь все равно про себя называем ее «Форель») или «Сестра моя — жизнь» (всякий раз, когда приходится написать это название, боишься забыть в нем тире). На некоторые названия русских книг повлияли французы — великие мастера по этой части. «Кипарисовый ларец» Анненского связан, по-видимому, с книгой Шарля Кро «Сандаловая шкатулка» (“Le coffret de santal”), а «Глиня-ные голубки» М.Кузмина с книгой Анри де Ренье «Глиняные медали» (“Les medailles d’argille”). Название «Tristia» подсказал Мандельштаму Кузмин (первоначально Мандельштам предполагал назвать книгу «Новый камень»).
Наряду с замечательными названиями встречаются и неудачные, претен-циозные: «Chefs d’oeuvre» Брюсова, «Урны» Андрея Белого, «Близнец в тучах» Пастернака, — в зрелом возрасте поэт стеснялся этого названия. Точно так же Гумилев хотел забыть свою ученическую книгу «Путь конквистадоров» (не только стихи, вошедшие в нее, но и название), а до него — Некрасов («Мечты и звуки»).
Названия книг вбирают в себя весь опыт, все устремления, всю новизну и безвкусицу эпохи. «Ананасы в шампанском» — это надо умудриться так наз-вать книгу. А с другой стороны, невозможно и представить другое название для нее, — настолько точно выражена в нем суть северянинских стихов. Вообще футуристы — особый разговор. «Лысеющий хвост» Д. Бурлюка — так и должна была называться его книга, а как иначе? «Смерть искусству: пятнадцать (15) поэм» Василиска Гнедова. «Поросята» Алексея Крученыха…
Не обошлось и без казусов. Лидия Гинзбург любила рассказывать случай (может быть, анекдот), приключившийся с имажинистом, заказавшим одес-скому издателю свою книгу «Бабочки в колодце». Книга вышла, к ужасу поэта, под названием «Рыбочки в колодце». На вопрос, как такое могло произойти, издатель объяснил: «Бабочек в колодце не бывает, а рибочки могут быть».
Как скучны названия поэтических книг советских 40-50-х! «Дорога к победе», «Миру — мир!» (А.Сурков), «Победа», «В краю моем», «Признания» (А.Прокофьев), «Слово к матери-родине» (М.Рыльский), «Дети разных наро-дов» (Л.Ошанин), «Московские рассветы» (Е.Долматовский)…
Любопытно, что сегодня, когда авторы получили возможность издавать книги за свой счет и называть их как угодно, огромное количество названий мало чем отличается от только что перечисленных советских: «Там на Неве дом», «Долгота дня», «Поэзия любви», «Время», «Пространство», «Окно» и т.п. Очень много названий с суффиксами –ани, -ени: «Призвание», «Покаяние», «Оправдание», «Обретение»… И, конечно же, еще больше — бессмысленных и претенциозных: «Глаз вопиющего», «Жизнь бесподобна», «Ресницы», «Музыкальная пауза», «Всемирная тоска», «Сон рыжего таракана», «Беседа с ушами»…Название многое говорит об авторе, иногда выдает его с головой.
Найти точное, выразительное название для поэтической книги, в котором бы в самой сжатой форме был сформулирован ее смысл, — занятие трудное и увлекательное. Ведь что такое «книга стихов»? Это ряд стихотворений, напи-санных в течение трех-четырех лет, это твоя жизнь, запечатленная в слове, ее жгущаяся, дымящаяся часть, наподобие той пылающей болванки, что вынимает из огненной пасти печи сталевар. И на обдумывание названия для этой раска-ленной вещи нередко уходит не один день. (а то и ночь: название, придуманное «во время бессонницы»). Перетряхиваешь чуть ли не весь словарь — в поисках незаменимого слова или словосочетания. Иногда на помощь приходит название одного из стихотворений. Так поступал, например, Бродский: «Остановка в пустыне», «Конец прекрасной эпохи», «Урания»… Ему так поступить было тем легче, что стихи его, как правило, имеют названия, что связано с «дедуктив-ным», как сказала бы Лидия Гинзбург, методом писания стихов: Бродский писал стихи «на тему», — смерти друга, одиночества, «Разговора с Небожите-лем», абсурдности бытия… послания, эклоги, элегии… В этом смысле он — ученик ХV111 века. «Величие замысла», кстати сказать, выражается и в этом: приступая к созданию стихотворения, как правило, большого, он заранее пред-ставлял себе его композицию, величину, возможно, и финал. Поэту, пишущему стихи «под звездочками», не знающему, во что выльется его поэтическое волне-ние и к чему придет поэтическая мысль, трудней придумать название для книги. Иногда, чтобы оправдать его, приходится написать стихотворение вдогон такому названию.
Этот момент, эти захватывающие сомнения, колебания хорошо известны не только поэтам, но и прозаикам.
«Рассказ моего пациента» — не годится безусловно: пахнет больницей. «Лакей» — тоже не годится: не отвечает содержанию и грубо. Что же приду-мать? 1) В Петербурге. 2) Рассказ моего знакомого. Первое — скучно, а второе — как будто длинно. Можно просто «Рассказ знакомого». Но дальше: 3) В восьмидесятые годы. Это претенциозно. 4) Без заглавия. 5) Повесть без названия.
6) «Рассказ неизвестного человека».
Последнее, кажется, подходит. Хотите? Если хотите, то ладно». Это пишет Чехов редактору «Русской мысли» В.М.Лаврову.
А вот что писал другой прозаик своему другу: «Я бы хотел совсем про-стое заглавие, совсем неброское. Общее название вы знаете: «В поисках утра-ченного времени». Нет ли у вас возражений против «Шарля Свана» для первого двойного тома (если Грассе согласится на два тома в одном футляре)? Но если выйдет один-единственный том в пятьсот страниц, меня это название не устра-ивает, потому что последнего портрета Свана там не будет, и, таким образом, моя книга не выполнит обещание, данное заглавием. Может, вы предпочитаете «Пока не занялся день»? (я нет). Мне пришлось отказаться от «Перебоев
чувств» (первоначальное заглавие), от «Вечного поклонения», от «Седьмого неба», от «Под сенью девушек-цветов», от названий, которые, впрочем, станут главами третьего тома. Я, кажется, говорил вам, что «В сторону Свана» появи-лось из-за двух «сторон», что были в Комбре. Вы же знаете, как говорят в дере-вне: «Пойдем в сторону господина Ростана…»

P.S. Может, вы предпочитаете в качестве заглавия «Сады в чашке чая» или «Век имен» для первого? «Век слов» для второго? «Век вещей» для третьего? Сам бы я предпочел «Шарль Сван», но с указанием, что это не весь Сван: «Первые наброски Шарля Свана».

Андре Моруа, из книги которого я взял это письмо Пруста, справедливо пишет: «Почитателям шедевра его название кажется таким естественным, так крепко укоренившимся в их вселенной, что им трудно представить себе, после скольких долгих обсуждений оно было выбрано».
Зато какая радость для поэта, прозаика, когда название книги становится его, автора, вторым именем: автор «Мертвых душ», автор «Бесов», автор «Цветов зла», автор «Стихов о прекрасной даме»; «Тяжелой лиры»; «Столбцов»…